11 НОЯБРЯ 2020

Интервью с фотографом Андреем Ковалёвым


Этот разговор я планировал ещё год назад во время поездки в Тбилиси, где живёт Андрей, но тогда мы не совпали по датам. Я решил отложить беседу в надежде на личную встречу в будущем. За это время я успел отучиться у Андрея на курсе, где ещё сильнее убедился в его таланте и опыте. В перерыве между весенним карантином и второй волной пандемии осенью решил, что больше не стоит откладывать интервью.

Мы созвонились в зуме и поговорили о важности образования, ингредиентах хорошего портрета, атмосфере и технологии фотографии, авторском подходе к коммерческим съёмкам.
Фото Элина Векслер
Андрей Ковалёв
ckovalev.com | @ckovalev

Коммерческий фотограф и видеограф. Специализируется на сложносочинённых постановочных портретах.

Живёт между Парижем и Тбилиси, работает в Европе, на Кавказе, в обеих Америках, России, Азии и Африке. Его персональные проекты выставляются в Париже, Лондоне, Сиднее, Токио, Москве и публикуются в российских, французских, немецких и южнокорейских изданиях. На заказ Андрей снимает для Le Monde, Wine Spectator, Le Figaro, Forbes, Der Spiegel, The Hollywood Reporter и других изданий.

Среди его моделей Сергей Шнуров, Чак Паланик и Марин Ле Пен, всемирно известные художники, популярные актёры и великие виноделы.
.
— Расскажи немного о себе, ты ведь из Мурманска, я правильно помню?

— Я не просто из Мурманска, я из Мурманска-150. Вообще-то семья моего отца происходит из Петербурга. Он служил во флоте, поэтому мы и оказались в Мурманске-150, закрытом гарнизонном городке, который обслуживает базу подводных лодок. Когда его служба закончилась, не было вопроса куда переезжать, мы просто возвращались на родину отца. Так я попал в Петербург, мне было 7 или 8 лет. Взрослел я уже в Питере, но пока был ребёнком, успел заразиться красотой северной природы, этим минимализмом. Мне до сих пор не нравится зелёная листва на фотографиях и вообще избыточность зелени южной природы. А всё что северное — плоские голландские ландшафты или холмы какие-нибудь — мне близко.

Потом была Москва. Туда я переехал по карьерным соображениям, на тот момент я занимался веб-разработкой, совершенно забросив своё хобби — фотографию. Но как только освоился, снова стал брать камеру в руки. По работе познакомился с Forbes, и когда у меня появилась возможность, спросил: «Чуваки, я начинающий фотограф, что мне делать, чтобы для вас фотографировать?» Они свели меня с фоторедактором, я сделал несколько съёмок для онлайн-версии издания и блогов, после меня отправили снимать уже в бумажный журнал, а потом случилась обложка. Вот тогда, начиная работать с журналами, я стал понимать, что мне не хватает фундаментальных знаний. Всё, что я делал, я или где-то подсмотрел, или сам понял, как работает, или кто-то мне подсказал. В начале так можно многому научиться, но у этого есть порог, после которого начинаешь замедляться. Дальше нужен внешний импульс — образование.
— Расскажи немного о себе, ты ведь из Мурманска, я правильно помню?

— Я не просто из Мурманска, я из Мурманска-150. Вообще-то семья моего отца происходит из Петербурга. Он служил во флоте, поэтому мы и оказались в Мурманске-150, закрытом гарнизонном городке, который обслуживает базу подводных лодок. Когда его служба закончилась, не было вопроса куда переезжать, мы просто возвращались на родину отца. Так я попал в Петербург, мне было 7 или 8 лет. Взрослел я уже в Питере, но пока был ребёнком, успел заразиться красотой северной природы, этим минимализмом. Мне до сих пор не нравится зелёная листва на фотографиях и вообще избыточность зелени южной природы. А всё что северное — плоские голландские ландшафты или холмы какие-нибудь — мне близко.

Потом была Москва. Туда я переехал по карьерным соображениям, на тот момент я занимался веб-разработкой, совершенно забросив своё хобби — фотографию. Но как только освоился, снова стал брать камеру в руки. По работе познакомился с Forbes, и когда у меня появилась возможность, спросил: «Чуваки, я начинающий фотограф, что мне делать, чтобы для вас фотографировать?» Они свели меня с фоторедактором, я сделал несколько съёмок для онлайн-версии издания и блогов, после меня отправили снимать уже в бумажный журнал, а потом случилась обложка. Вот тогда, начиная работать с журналами, я стал понимать, что мне не хватает фундаментальных знаний. Всё, что я делал, я или где-то подсмотрел, или сам понял, как работает, или кто-то мне подсказал. В начале так можно многому научиться, но у этого есть порог, после которого начинаешь замедляться. Дальше нужен внешний импульс — образование.
— Да, давай поговорим о твоей альма-матер. Как и почему ты выбрал обучение в школе Speos?

— Случайно, я не планировал ехать в Париж. В моём списке были совершенно другие школы. Я объехал, наверное, полдюжины разных учебных заведений в Голландии, Америке и Великобритании. Побывал на днях открытых дверей. И когда летел домой, встретил в самолёте девушку, которая оказалась русской, но жила в Париже. Мы с ней познакомились, подружились и она говорит: «Поедешь в Париж, заглядывай». Параллельно с этим мой друг-француз, когда узнал, что я выбираю где учиться, сказал: «Слушай, я знаю школу в Париже, они очень крутые, может ты посмотришь ещё и на них?» Так у меня появился повод и возможность поехать в Париж. Поехал, посмотрел, и мне ужасно понравились промежуточные работы студентов. Школа всегда может выбрать из выпускников 10−20 человек, чьи работы будут очень классными, и положить их себе на сайт в раздел «Работы наших студентов». Но когда ты сам заходишь в студию, где студенты занимаются, а там по стене развешаны работы без специального отбора, можно оценить средний уровень. И он был очень высоким.
  • Чак Паланик, американский писатель
Чак Паланик, американский писатель
— Да, давай поговорим о твоей альма-матер. Как и почему ты выбрал обучение в школе Speos?

— Случайно, я не планировал ехать в Париж. В моём списке были совершенно другие школы. Я объехал, наверное, полдюжины разных учебных заведений в Голландии, Америке и Великобритании. Побывал на днях открытых дверей. И когда летел домой, встретил в самолёте девушку, которая оказалась русской, но жила в Париже. Мы с ней познакомились, подружились и она говорит: «Поедешь в Париж, заглядывай». Параллельно с этим мой друг-француз, когда узнал, что я выбираю где учиться, сказал: «Слушай, я знаю школу в Париже, они очень крутые, может ты посмотришь ещё и на них?» Так у меня появился повод и возможность поехать в Париж. Поехал, посмотрел, и мне ужасно понравились промежуточные работы студентов. Школа всегда может выбрать из выпускников 10−20 человек, чьи работы будут очень классными, и положить их себе на сайт в раздел «Работы наших студентов». Но когда ты сам заходишь в студию, где студенты занимаются, а там по стене развешаны работы без специального отбора, можно оценить средний уровень. И он был очень высоким.
— Что такого тебя привлекло в портрете, почему ты выбрал именно этот жанр?

— Я не помню, кто сказал, боюсь соврать, давай так: «однажды поэт сказал», что пейзаж без человека скучен. Это и есть ответ на твой вопрос. Без человека в кадре мне редко когда интересна фотография. Я понимаю продуктовую фотографию, она решает определённую задачу. И я могу её оценить с точки зрения исполнения, классно она сделана или нет. Но она никогда не будет меня возбуждать, не возникает вот этой щекотки внутри. А как только в кадре появляется человек, у меня сразу появляются вопросы, я хочу узнать больше.

— Как ты думаешь, портреты, которые ты снимаешь, больше про изображённых на них людей, или это коллекция твоих автопортретов?

— И то, и другое. Автопортрет, в том смысле, что это мой стиль, моё видение и ощущение прекрасного. И, безусловно, это рассказ про кого-то. Но знаешь, что самое важное? Сделать красивую картинку. Как говорят, «на этом снимке фотограф запечатлел настоящего человека, сумел поймать характер, передать его таким, какой он есть». Чушь! Человек — это бесконечно сложная живая система, которая развивается и в каждую секунду выглядит иначе. А выхватить из всех этих вариаций одну и сказать «это ты», это как пойти во двор, взять песчинку и сказать «это планета Земля». Абсурд. Поэтому невозможно сделать настоящий или ненастоящий портрет. Можно сделать красивую картинку про кого-то, рассказать часть его истории определёнными инструментами и сделать так, чтобы он в кадре выглядел естественно или неестественно. Всё. Так определяется портретная фотография, ничего другого здесь, мне кажется, нет.

— А как же магия, атмосфера снимка? Из каких ингредиентов она складывается?

— Мне кажется, мы говорим об одном разными словами. То, что я называю красивой фотографией, ты называешь магией. Это вопрос вкуса. Например, когда я снимаю, мне важно, чтобы фотография меня впечатляла и отвечала моим внутренним критериям. Если мой вкус хорош, выдрессирован и существуют на уровне выше среднего, то я буду делать хорошие портреты и зрители будут смотреть на них и думать «в них есть магия» или «они красивые, впечатляющие».
  • Из серии Les Visages des Puces о торговцах атикварных рынков Парижа, снятой на курсе в школе Speos
Из серии Les Visages des Puces о торговцах атикварных рынков Парижа, снятой на курсе в школе Speos
— Что такого тебя привлекло в портрете, почему ты выбрал именно этот жанр?

— Я не помню, кто сказал, боюсь соврать, давай так: «однажды поэт сказал», что пейзаж без человека скучен. Это и есть ответ на твой вопрос. Без человека в кадре мне редко когда интересна фотография. Я понимаю продуктовую фотографию, она решает определённую задачу. И я могу её оценить с точки зрения исполнения, классно она сделана или нет. Но она никогда не будет меня возбуждать, не возникает вот этой щекотки внутри. А как только в кадре появляется человек, у меня сразу появляются вопросы, я хочу узнать больше.

— Как ты думаешь, портреты, которые ты снимаешь, больше про изображённых на них людей, или это коллекция твоих автопортретов?

— И то, и другое. Автопортрет, в том смысле, что это мой стиль, моё видение и ощущение прекрасного. И, безусловно, это рассказ про кого-то. Но знаешь, что самое важное? Сделать красивую картинку. Как говорят, «на этом снимке фотограф запечатлел настоящего человека, сумел поймать характер, передать его таким, какой он есть». Чушь! Человек — это бесконечно сложная живая система, которая развивается и в каждую секунду выглядит иначе. А выхватить из всех этих вариаций одну и сказать «это ты», это как пойти во двор, взять песчинку и сказать «это планета Земля». Абсурд. Поэтому невозможно сделать настоящий или ненастоящий портрет. Можно сделать красивую картинку про кого-то, рассказать часть его истории определёнными инструментами и сделать так, чтобы он в кадре выглядел естественно или неестественно. Всё. Так определяется портретная фотография, ничего другого здесь, мне кажется, нет.

— А как же магия, атмосфера снимка? Из каких ингредиентов она складывается?

— Мне кажется, мы говорим об одном разными словами. То, что я называю красивой фотографией, ты называешь магией. Это вопрос вкуса. Например, когда я снимаю, мне важно, чтобы фотография меня впечатляла и отвечала моим внутренним критериям. Если мой вкус хорош, выдрессирован и существуют на уровне выше среднего, то я буду делать хорошие портреты и зрители будут смотреть на них и думать «в них есть магия» или «они красивые, впечатляющие».
— То есть атмосфера и магия складываются из технологии производства, продакшена, постпродакшена?

— Ну, если декомпозировать, то да. И, конечно, из отношений с героем. Какие условия созданы для человека, расслаблен ли он, каков свет и цвет в кадре. Это всё технические вещи. Тут важно, как они сошлись. Хорошая метафора — борщ. Из чего он там складывается? Бульон, овощи, мясо, специи. Но я никогда не сделаю борщ так же, как моя мама, взяв те же продукты. Потому что моя мама создаёт вот эту магию. Помимо того, что у неё есть рецепт, она пробует и добавляет какие-то специи, бросает соль, буквально щепотку. Сколько в этой щепотке? Два грамма, пять? Это в рецепте не запишешь, это называется «солите по вкусу». И вот это умение оценить всю композицию в целом, сказать «ммм, здесь не хватает перчика» и добавить этот перчик в нужной пропорции — вот это в первую очередь определяет хороший портрет.

— Если разделить проекты на коммерческие, когда нужно решить задачу клиента или снять его так, чтобы он понравился сам себе, и личные, когда авторская задумка важнее желаний клиента, то как меняется твой подход к работе?

— Я стремлюсь, чтобы моя коммерческая работа ничем не отличалась от моей персональной. И последние годы у меня это довольно успешно получается. Мне кажется, цель любого художника, чтобы его нанимали не для решения поставленной задачи, а чтобы он сделал проект со своим авторским взглядом, но в коммерческих целях. Понятное дело, есть определённые границы, например, нужно показать конкретного человека в конкретных интерьерах, но как — это уже моя работа.
По поводу того, что человек должен понравиться себе, для меня это сложный вопрос. Я периодически сталкиваюсь с таким, не объективным взглядом на самого себя. Человек смотрит в зеркало и думает, что у него нос кривой, никто больше этого не видит, но если у человека это есть в голове, то на фотографии, какой бы прекрасной она ни была, он будет смотреть только на то, кривой у него нос или нет. Другой человек на это и не посмотрит вовсе.
  • Постер к Берикаоба-курсу Андрея Ковалёва, основанному на сюжетах грузинских сказок
Постер к Берикаоба-курсу Андрея Ковалёва, основанному на сюжетах грузинских сказок
— То есть атмосфера и магия складываются из технологии производства, продакшена, постпродакшена?

— Ну, если декомпозировать, то да. И, конечно, из отношений с героем. Какие условия созданы для человека, расслаблен ли он, каков свет и цвет в кадре. Это всё технические вещи. Тут важно, как они сошлись. Хорошая метафора — борщ. Из чего он там складывается? Бульон, овощи, мясо, специи. Но я никогда не сделаю борщ так же, как моя мама, взяв те же продукты. Потому что моя мама создаёт вот эту магию. Помимо того, что у неё есть рецепт, она пробует и добавляет какие-то специи, бросает соль, буквально щепотку. Сколько в этой щепотке? Два грамма, пять? Это в рецепте не запишешь, это называется «солите по вкусу». И вот это умение оценить всю композицию в целом, сказать «ммм, здесь не хватает перчика» и добавить этот перчик в нужной пропорции — вот это в первую очередь определяет хороший портрет.

— Если разделить проекты на коммерческие, когда нужно решить задачу клиента или снять его так, чтобы он понравился сам себе, и личные, когда авторская задумка важнее желаний клиента, то как меняется твой подход к работе?

— Я стремлюсь, чтобы моя коммерческая работа ничем не отличалась от моей персональной. И последние годы у меня это довольно успешно получается. Мне кажется, цель любого художника, чтобы его нанимали не для решения поставленной задачи, а чтобы он сделал проект со своим авторским взглядом, но в коммерческих целях. Понятное дело, есть определённые границы, например, нужно показать конкретного человека в конкретных интерьерах, но как — это уже моя работа.
По поводу того, что человек должен понравиться себе, для меня это сложный вопрос. Я периодически сталкиваюсь с таким, не объективным взглядом на самого себя. Человек смотрит в зеркало и думает, что у него нос кривой, никто больше этого не видит, но если у человека это есть в голове, то на фотографии, какой бы прекрасной она ни была, он будет смотреть только на то, кривой у него нос или нет. Другой человек на это и не посмотрит вовсе.
— Или наоборот, найдёт это красивым.

— Или найдёт это красивым, да. Помимо того, чтобы разглядеть это, нужно ещё и вынести какое-то суждение. Зритель смотрит на всю картину в целом и впечатление складывается из комплекса элементов. А человек, который смотрит на себя и думает про кривой нос, судит об остальном только по одному элементу. Поэтому я за частные заказы не берусь. Когда фотографируешь для журнала, критерии очень понятные: насколько хорошо картинка вписывается в формат, сколько читателей остановят взгляд на фотографии, будет ли обложка выделяться на фоне всего ньюс-стенда, дорого ли выглядит картинка — свет «пыщ-пыщ» и при взгляде на неё отпадает челюсть? Всё, продано! А когда снимаешь для частного клиента, ему важно, чтобы нос был ровный, ну серьёзно, зачем тогда в это ввязываться. Очень шатко, можешь угадать, можешь не угадать.

— Всегда ли получается установить контакт, растопить лёд в работе с героем? Какие приёмы ты используешь, чтобы расслабить человека?

— Их вообще довольно много разных, я даже не уверен, что смогу все записать. Просто какие-то мелкие моменты всплывают в процессе взаимодействия. Но главное правило — держать контакт. У нас в Speos было задание фотографировать друг друга. И задача была даже не в том, чтобы снять портрет, а чтобы побыть моделью. Понять, насколько это устрашающий опыт, когда на тебя пялится стеклянный глаз и ты лишён коммуникации.
В этом главная ошибка начинающих фотографов. Они долго смотрят в камеру, соображают, что им нужно сделать дальше, и пока они так стоят, человек перед камерой потерян. Он брошен в одиночестве и начинает думать «ага, фотографу что-то не нравится, может это я как-то не так выгляжу, плохая затея была прийти сюда». Ни на секунду нельзя оставлять своего героя наедине с собой, нужно всё время держать контакт, объяснять, что делаешь. У меня возникают ситуации, когда я снимаю на объективы с ручной фокусировкой, это не быстро. Я говорю: «Извините, вот я должен сейчас в камеру потупить, пока вы замрёте, потому что у меня очень старый объектив, он даёт суперклассную картинку, но управлять им полный ад, и вот сейчас мне нужно минуту покрутить колечко». Ещё классный способ — поменяться местами, когда объясняешь, что хочешь сделать: «Я хочу с вами сделать очень классную картинку, где много света и он весь цветной, справа будет тревожный красный, слева успокаивающий голубой, штука сверху называется портретная тарелка — она освещает лицо. Давайте на мне это сейчас протестируем, возьмите камеру, сделайте мой портрет». Когда меняешься местами, всё, ты уже прорвал стену.
  • Французские виноделы Жюльен и Жан-Марк Брокары для обложки Simple Wine News
Французские виноделы Жюльен и Жан-Марк Брокары для обложки Simple Wine News
— Или наоборот, найдёт это красивым.

— Или найдёт это красивым, да. Помимо того, чтобы разглядеть это, нужно ещё и вынести какое-то суждение. Зритель смотрит на всю картину в целом и впечатление складывается из комплекса элементов. А человек, который смотрит на себя и думает про кривой нос, судит об остальном только по одному элементу. Поэтому я за частные заказы не берусь. Когда фотографируешь для журнала, критерии очень понятные: насколько хорошо картинка вписывается в формат, сколько читателей остановят взгляд на фотографии, будет ли обложка выделяться на фоне всего ньюс-стенда, дорого ли выглядит картинка — свет «пыщ-пыщ» и при взгляде на неё отпадает челюсть? Всё, продано! А когда снимаешь для частного клиента, ему важно, чтобы нос был ровный, ну серьёзно, зачем тогда в это ввязываться. Очень шатко, можешь угадать, можешь не угадать.

— Всегда ли получается установить контакт, растопить лёд в работе с героем? Какие приёмы ты используешь, чтобы расслабить человека?

— Их вообще довольно много разных, я даже не уверен, что смогу все записать. Просто какие-то мелкие моменты всплывают в процессе взаимодействия. Но главное правило — держать контакт. У нас в Speos было задание фотографировать друг друга. И задача была даже не в том, чтобы снять портрет, а чтобы побыть моделью. Понять, насколько это устрашающий опыт, когда на тебя пялится стеклянный глаз и ты лишён коммуникации.
В этом главная ошибка начинающих фотографов. Они долго смотрят в камеру, соображают, что им нужно сделать дальше, и пока они так стоят, человек перед камерой потерян. Он брошен в одиночестве и начинает думать «ага, фотографу что-то не нравится, может это я как-то не так выгляжу, плохая затея была прийти сюда». Ни на секунду нельзя оставлять своего героя наедине с собой, нужно всё время держать контакт, объяснять, что делаешь. У меня возникают ситуации, когда я снимаю на объективы с ручной фокусировкой, это не быстро. Я говорю: «Извините, вот я должен сейчас в камеру потупить, пока вы замрёте, потому что у меня очень старый объектив, он даёт суперклассную картинку, но управлять им полный ад, и вот сейчас мне нужно минуту покрутить колечко». Ещё классный способ — поменяться местами, когда объясняешь, что хочешь сделать: «Я хочу с вами сделать очень классную картинку, где много света и он весь цветной, справа будет тревожный красный, слева успокаивающий голубой, штука сверху называется портретная тарелка — она освещает лицо. Давайте на мне это сейчас протестируем, возьмите камеру, сделайте мой портрет». Когда меняешься местами, всё, ты уже прорвал стену.
— Мне кажется, я не ошибусь, если назову тебя технологичным фотографом: ты используешь разные камеры, работаешь с разным светом. А как относишься к фотографии, сделанной «левой пяткой», но со сложно завёрнутой идеей?

— Сложное отношение, я вижу проекты, которые технически не очень организованы, но в них есть такая сила идеи. Дело в том, что и в высокотехнологичной фотографии, и в сделанной, как ты говоришь, «левой пяткой», идея — это самое редкое, что встречается. Там и там бывают работы, громкое слово — пустые, которые идейно точно не захватывают. Когда фотография не будоражит, ты не находишь в ней смысла, остаётся удивить только техникой. В этом смысле у технично сделанной фотографии есть такой шанс, а у фотографии, сделанной «левой пяткой», — нет. Таков дисбаланс.

— А выбор инструментария от чего зависит? Здесь можно взять плёнку, здесь я сниму на цифру.

— В первую очередь от истории, которую я хочу рассказать. У меня есть рабочая лошадка, цифровая камера Canon 5D mark3 и на ней объектив 24−70/2.8, всё. Это сочетание, которое я использую чаще всего и очень хорошо знаю пределы этой системы на том уровне, когда уже не надо о технике думать совсем, взял и щёлкнул. Но в принципе любой камерой можно сделать работу. Другое дело, что переключение на другую камеру отвлекает от важных вопросов на съёмке. Потому что новую технику не так хорошо чувствуешь, как свою постоянную.
А с плёнкой другая история. Её я использую, чтобы добиться определённого стиля, который будет помогать истории. Впервые я применил форматную камеру 4 на 5, когда мы снимали проект для Infundibulum в Ростове. Мы использовали технологию Прокудина-Горского, потому что это идеально ложилось на нашу историю — такая альтернативная Российская империя, и мы снимали персонажей, которые её населяют. Это как бы современность и старина одновременно, а персонажи вообще вне времени.
  • Грузинский режиссёр Мераб Кокочашвили для персонального проекта о киностудии «Грузия-Фильм»
Грузинский режиссёр Мераб Кокочашвили для персонального проекта о киностудии «Грузия-Фильм»
— Мне кажется, я не ошибусь, если назову тебя технологичным фотографом: ты используешь разные камеры, работаешь с разным светом. А как относишься к фотографии, сделанной «левой пяткой», но со сложно завёрнутой идеей?

— Сложное отношение, я вижу проекты, которые технически не очень организованы, но в них есть такая сила идеи. Дело в том, что и в высокотехнологичной фотографии, и в сделанной, как ты говоришь, «левой пяткой», идея — это самое редкое, что встречается. Там и там бывают работы, громкое слово — пустые, которые идейно точно не захватывают. Когда фотография не будоражит, ты не находишь в ней смысла, остаётся удивить только техникой. В этом смысле у технично сделанной фотографии есть такой шанс, а у фотографии, сделанной «левой пяткой», — нет. Таков дисбаланс.

— А выбор инструментария от чего зависит? Здесь можно взять плёнку, здесь я сниму на цифру.

— В первую очередь от истории, которую я хочу рассказать. У меня есть рабочая лошадка, цифровая камера Canon 5D mark3 и на ней объектив 24−70/2.8, всё. Это сочетание, которое я использую чаще всего и очень хорошо знаю пределы этой системы на том уровне, когда уже не надо о технике думать совсем, взял и щёлкнул. Но в принципе любой камерой можно сделать работу. Другое дело, что переключение на другую камеру отвлекает от важных вопросов на съёмке. Потому что новую технику не так хорошо чувствуешь, как свою постоянную.
А с плёнкой другая история. Её я использую, чтобы добиться определённого стиля, который будет помогать истории. Впервые я применил форматную камеру 4 на 5, когда мы снимали проект для Infundibulum в Ростове. Мы использовали технологию Прокудина-Горского, потому что это идеально ложилось на нашу историю — такая альтернативная Российская империя, и мы снимали персонажей, которые её населяют. Это как бы современность и старина одновременно, а персонажи вообще вне времени.
— Твои фотографии вызывают ощущение картинности, часто обращаешься к живописи за вдохновением?

— Не только к живописи — кино, театру, другой фотографии. Иногда к инсталляциям, коллажу, архитектуре в смысле контекста — архитектор всегда думает, где и как ставить здание, какой там климат, освещение. Иногда смотришь, как в некоторых пространствах работает свет, как оно устроено, и это тоже наводит на некоторые идеи. Что касается живописи — это хорошо отфильтрованное искусство. Картины существуют так давно, что за столетия остались золотые зёрнышки, а остальное вымылось. Фотография существует гораздо меньше, кино существует меньше, поэтому там всё менее однозначно.
Живопись очень сильно влияет, но гораздо больше в последнее время меня вдохновляет кино, потому что я хочу, чтобы мои фотографии выглядели как стоп-кадры из фильмов. Чтобы зритель смотрел и думал, где он это видел, что это за фильм. Честно говоря, у меня не было такого видения своих работ, пока в 2015 году знакомая фоторедактор не предложила сделать материал, в котором я бы показал своё портфолио с точки зрения киноцитат. Тогда я и обнаружил, что многие мои фотографии — это неосознанные цитаты из фильмов, там были и «Крёстный отец», и «Небо над Берлином» и другие.
  • Съёмка коллекции DIVO для Infundibulum по технологии Прокудина-Горского
Съёмка коллекции DIVO для Infundibulum по технологии Прокудина-Горского
— Твои фотографии вызывают ощущение картинности, часто обращаешься к живописи за вдохновением?

— Не только к живописи — кино, театру, другой фотографии. Иногда к инсталляциям, коллажу, архитектуре в смысле контекста — архитектор всегда думает, где и как ставить здание, какой там климат, освещение. Иногда смотришь, как в некоторых пространствах работает свет, как оно устроено, и это тоже наводит на некоторые идеи. Что касается живописи — это хорошо отфильтрованное искусство. Картины существуют так давно, что за столетия остались золотые зёрнышки, а остальное вымылось. Фотография существует гораздо меньше, кино существует меньше, поэтому там всё менее однозначно.
Живопись очень сильно влияет, но гораздо больше в последнее время меня вдохновляет кино, потому что я хочу, чтобы мои фотографии выглядели как стоп-кадры из фильмов. Чтобы зритель смотрел и думал, где он это видел, что это за фильм. Честно говоря, у меня не было такого видения своих работ, пока в 2015 году знакомая фоторедактор не предложила сделать материал, в котором я бы показал своё портфолио с точки зрения киноцитат. Тогда я и обнаружил, что многие мои фотографии — это неосознанные цитаты из фильмов, там были и «Крёстный отец», и «Небо над Берлином» и другие.
— Есть ли работы, к которым ты возвращаешься за вдохновением чаще всего?

— Голландские мастера меня сильно заводят, в смысле работы с тенью и светом. В эту сторону часто путешествую. В кино один из таких фильмов — «Бегущий по лезвию». Причём обе части. Это просто эталонное кино для меня.

— Будучи преподавателем, какой урок ты повторяешь своим студентам чаще всего?

— Чаще всего звучат две мысли. Первая: не техника имеет значение. Вторая: что бы ты ни делал, всегда задавай себе вопрос — зачем? То, что я сейчас делаю, поможет истории, которую я хочу рассказать или это просто желание поиграть с каким-то подходом, технологией и сюжетно ничем не оправдано в кадре? Если нет внятного обоснования, то не стоит этого делать. Этот принцип работает на любом этапе — так можно выставлять свет, режиссировать кадр, работать со стилем героя.
  • Учебная съёмка в рамках курса Андрея Photoband 2018. Коллаборация с Infundibulum и театральной группой «Дурная Компания»
Учебная съёмка в рамках курса Андрея Photoband 2018. Коллаборация с Infundibulum и театральной группой «Дурная Компания»
— Есть ли работы, к которым ты возвращаешься за вдохновением чаще всего?

— Голландские мастера меня сильно заводят, в смысле работы с тенью и светом. В эту сторону часто путешествую. В кино один из таких фильмов — «Бегущий по лезвию». Причём обе части. Это просто эталонное кино для меня.

— Будучи преподавателем, какой урок ты повторяешь своим студентам чаще всего?

— Чаще всего звучат две мысли. Первая: не техника имеет значение. Вторая: что бы ты ни делал, всегда задавай себе вопрос — зачем? То, что я сейчас делаю, поможет истории, которую я хочу рассказать или это просто желание поиграть с каким-то подходом, технологией и сюжетно ничем не оправдано в кадре? Если нет внятного обоснования, то не стоит этого делать. Этот принцип работает на любом этапе — так можно выставлять свет, режиссировать кадр, работать со стилем героя.
В ролях

Беседу вёл — Евгений Дёмшин
Редактор — Лара Павлова

смотрите также